Noorlijk до второй реформы

Смехотворное детище горе-реформаторов не вызвало в народе ничего кроме смеха, а на севере - и явной оппозиции. В культурной среде всю неудачность реформы видели, но благоразумно ее поддержали, понимая, что единое наречие - важный шаг к единению народа. Прогрессивные писатели с горем пополам осваивали новый литературный язык. Понимания от народа добивались драконовскими методами - люди ставились в такие условия, когда незнание нолика существенно снижало и без того невысокое качество жизни. Так или иначе, но медленно и со скрипом язык начал проходить обкатку на литературе и на рынке. Все королевские указы издавались только на нолике, в гимназиях преподавали только нолик, а в школах он был обязателен наравне с местным диалектом, книги и газеты печатались только на нолике. В итоге перепись населения 1901 года показала, что почти треть населения может в той или иной степени говорить на едином наречии.
С началом 20-го века было отмечено и резкое снижение количество диалектов, а многие из них (особенно стремительно - эллисбургский) менялись в сторону большей 'норманнизации'. Перепись населения 1950 года показала уже, что более половины населения владеют ноликом, а более 20% населения используют его и на бытовом уровне.
Сам язык за сотню лет тоже заметно преобразился. Обкатка интеллигенцией и улицей привела к развитию полноценных литературного и разговорного вариантов. Причем происходило все большее сближение нолика с эллисбургским (а затем и эгрёским) диалектами. Нолик развивался в ногу с этими диалектами, а они во многом подстраивались под него.
В конце концов назрел вопрос о новой языковои реформе, которая утвердила бы сложившиеся нормы и отбросила бы неприжившиеся имплантанты.